Глава 1
Дождь
Зачем они ко мне собрались, думы,
Как воры ночью в тихий мрак предместья?
Как коршуны, зловещи и угрюмы,
Зачем жестокой требовали мести.
“Думы” Н.С. Гумилев.
В одном провинциальном городке по крышам выбивал дробь весенний дождичек. Было холодно. Мрак окутывал сонные улицы города. Вдруг тишину разрушил стук по мостовой. Это мерно стучала палка монаха-странника. Он остановился и тяжело вздохнул. Ему было холодно, голодно, он устал и хотел спать.
“Надо найти, где переночевать. - подумал монах, - Я могу остановиться в церкви.”
Но мысль о том, что ему придется который день подряд спать на тесной скамейке, заставила его подумать о другом месте для ночлега, о чьем-нибудь доме. Но если в доме Божьем его всегда примут (хоть, может быть и не с распростертыми объятиями), то в доме есть вероятность, что вообще выгонят взашей. Но зато в доме есть мягкая постель, а в храме не так уж удобно спать на жесткой скамейке.
Монах вздохнул и полез рукой в карман. В его тонких аристократических пальцах появилась монетка достоинством в один су.
«Доверим все Господу, - прошептал он. – Если выпадет орел – в церковь, решка -пойду в дом».
Грациозным движением он подкинул монетку в черное небо.
Она на мгновение исчезла, а потом по маленькому всплеску монах понял, что монетка упала в ближайшую лужу.
Он полез в карман за следующим грошиком, который решил бы его судьбу, но рука нащупала пустоту.
Монах разочаровано вытащил руку из кармана и тяжело вздохнул.
Божий суд не помог. Придется решать самому.
Вбитые в голову монастырские уставы говорили ему сломить тело, воспрять духом и идти в церковь. Но спать в такую холодную ночь в холодной церкви ему ох как не хотелось.
Подумав еще чуть-чуть, он подошел к двери одного из домов.
Монах сдвинул капюшон на лоб и постучал палкой в дверь.
Через минуту дверь открыла женщина. Она подняла к лицу монаха фонарь, свет которого заставил его зажмуриться.
Женщина посмотрела в серые глаза монаха, на его высокий лоб, небольшой нос и тонкие губы. В его взгляде читалась душевная доброта, одиночество и усталость. Скривив в презрительной ухмылке лицо, она сказала:
- Что тебе надо?
Монах со смирением произнес:
- Я – брат Габриэль, монах – странник. Я шел три дня, почти ничего не ел, устал. пусти меня в свой гостеприимный дом на одну ночь. Я за вас буду Бога молить.
Женщина опустила фонарь, закатала рукава до локтя и уперла свои сильные белые руки в бока.
Брак Габриэль отступил на шаг. Он понял, что ему здесь явно не рады.
Женщина вышла за порог, качнув необъятным бюстом, и прогрохотала:
- Деньги есть?!
Габриэль отступил еще на один шаг и прошептал:
- Нет…
- Тогда иди от сюда! И только попробуй вернуться сюда еще без денег, святой отец.
- Я не святой отец, я брат, - мягко сказал Габриэль и улыбнулся.
- Иди отсюда! – заорала женщина.
Брат повернулся к ней спиной и тихо произнес:
- Да благословит вас Господь.
И дальше пошлепал по лужам.
Женщина посмотрела ему вслед и пожала могучими плечами.
Брат Габриэль недолго шел по улице. Усталость и голод взяли свое. Он остановился около фонаря и посмотрел на свое отражение в лужи. На него смотрел бледный человек лет тридцати с грустными серыми глазами.
В памяти всплыли образы, которые Габриэль давно пытался забыть.
Лужа окрасилась в красный цвет. В ней отразилась искаженная ужасом лицо молодого монаха Габриэля. Он лежал на каменном полу церкви. Из разбитого лба ручьями текла кровь, заслоняя глаза красной пеленой.
Габриэль видел все происходящее в храме через кровавую призму. Действительно, что он видел было похоже на бойню скота.
Везде мелькали люди в красных рясах с капюшонами. В их руках были окровавленные мечи.
Церковь была полна телами. Все монахи, присутствовавшие на монастырской службе, были мертвы.
Люди в красном убивали раненых и рубили тела умерших.
В самом храме царил хаос: опрокинутый алтарь, перевернутый центральный крест, разлитая кровь Христова из чаши мешалась с кровью убитого настоятеля монастыря.
“Настоятель убит”, - пронеслось в голове Габриэля.
Сквозь дикую боль из кровавого тумана стали возникать образы: улыбающийся отец настоятель, проповедь после воскресной мессы, мягкие руки духовного отца, прижимающие к груди, холод нательного креста настоятеля на лбу, теплая ладонь глядит склоненную голову, улыбка, добрые глаза, благословение, подстриг, хор, поющий монахов – все кружится, не хочет вставать в прямую линию.
Потом, что было потом… Выбитая дверь, бегущие с хоров братья. Он в это время пел, но что не мог вспомнить. Из-за чего все побежали, он тоже не очень хорошо понял. Он помнил, что его толкнули, и он упал вниз.
Вниз. Потом удар и темнота.
Габриэль тряхнул головой. Он все понял: лежащие повсюду тела, кровь на стенах, перевернутые кресты, мертвый настоятель, красные плащи. Сатанисты.
Вдруг его ударили в бок. Габриэль перекатился со стоном на спину. Над ним склонились люди в красном.
- Это он, - произнес один из сатанистов.
Грубые руки поставили его на ноги. От резкого движения к горлу подступила тошнота. Воспаленными глазами он оглядел все вокруг и понял весь ужас происходящего.
Габриэль пытался вырваться из кровавых рук, державших его. Из горла вырвался истериче6ский крик более походящий на звериный.
Руки, державшие его, ослабли. Еще один рывок. Ноги несут к оскверненному алтарю, к лежащему отцу настоятелю.
Колени подкосились. Габриэль обнял мертвое тело любимого человека, который почти заменил ему отца, и прижал к груди, пачкая рясу в крови. Слезы покатились из глаз Габриэля, оставляя белые полосы на окровавленном лице.
Руки сатанистов оттащили его от тела. Габриэль вырывался, истошно крича. Запястья сзади стянули веревки, которые разрывали кожу в кровь. Потом были удары, удары, удары, удары…
Брат опустил палку в лужу, и отражение почти исчезло в маленьких волнах.
Монах еще раз тяжко вздохнул и прислонился спиной к столбу фонаря. Тело прожог неприятный холод. Брат страдальчески закрыл глаза.
“Не хватает еще заболеть”, - подумал он и отошел от фонаря.
Дождь все еще шел. Также было холодно и неприятно.
Брат Габриэль, еще немного подумав, решил пойти в церковь.
К счастью, до Божьего храма идти было не очень далеко. Через минут пять монах увидел церквушку, увенчанную небольшим куполом, на котором возвышался большой крест. Габриэль улыбнулся и, посмотрев на небо, перекрестился.
Брат подошел к дубовой двери с огромным крестом посередине и постучал. Ему ответила тишина.
Габриэль стал бить по двери палкой – тот же результат.
Монах опустил голову... Он понял, что в церкви никого нет. Скорее всего, священник уехал.
Брат Габриэль привалился спиной к двери: “Господи, за что? За что мнет все эти напастья”.
Брат задумался, но ответить себе на этот крайне сложный философский вопрос ему помешал пьяный голос. Пьяный голос говорил: “Эй, Брат, хочешь со мной выпить?”
Габриэль вгляделся в темноту и увидел человека в черном камзоле. Длинные, слегка вьющиеся волосы прилипли к широким скулам и аккуратному подбородку. Мокрые пряди нахально лезли в темно-зеленые глаза. Этому молодому человеку на вид было лет двадцать-двадцать пять.
Брат подошел к нему и спросил: “Что? Простите.”
“Хочешь выпить со мной”, - повторил молодой человек.
Габриэль мягко улыбнулся и произнес: “Простите, я не пью, - и заботливо спросил, - а в чем дело?”
Молодой человек махнул рукой и зашагал прочь.
Брат Габриэль догнал его и заботливо сказал: “Я чувствую, у вас что-то случилось. Не могу ли я чем-то вам помочь?”
Юноша посмотрел на него как на умалишенного, в его глазах чувствовалась какая-то отрешенность и одиночество.
Брат положил ему руку на плечо и сказал: “Я выпью с вами, но только чуть-чуть, а вы мне расскажите, что произошло.”
Молодой человек скосил взгляд на руку брата – всю руку от среднего пальца пересекал красный широкий шрам, уходящий куда-то далеко в черный рукав рясы.
- Что это у вас? - кивнул в сторону руки головой юноша.
Габриэль снял руку с плеча юноши.
- Простите. - произнес брат, - Я так и не спросил вашего имени.
- Я, Рауль – граф Шенонсо, - сказал молодой человек. – Я вы?
- Меня зовут брат Габриэль. Я монах странник.
- Ясно, - кивнул Шенонсо, - пойдемте, я отведу вас ко мне. Я остановился в гостинице.
Габриэль молча последовал за ним.
Дождь уже почти прекратился. Только мелкие капельки все еще падали с неба, как слезки. Габриэль молча шел, думая о чем-то своем. Молчание нарушил Шенонсо: “Ты откуда путь держишь?”
- Это очень трудный вопрос, - ответил со вздохом брат. – я не останавливаюсь на одном месте больше, чем на три дня.
- Паломник?
- Нет. Я - странствующий монах.
- Как-то странно звучит. Ты не находишь? Монахи должны быть в монастыре, а не по дорогам бродить.
Габриэль остановился.
Его рука посильнее сжала палку. Тонкие пальцы побелели.
Шенонсо остановился и поднял изумленный взгляд на брата.
- Монастыря больше нет… - хрипло произнес монах.
- Простите, - сказал Шенонсо, чтобы хоть что-нибудь сказать.
После на всем пути они так и не проронили ни слова.
Глава 2
Цепочка
Но тому, о Господи, и сил,
И победы царский час даруй,
Кто поверженному скажет: “Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй”
“Воин” Н.С. Гумилев.
Дверь в небольшую комнату в гостинице открылась: Вошли брат Габриэль и Шенонсо. Последний снял мокрый черный плащ и повесил его на крючок около двери.
Габриэль откинул капюшон с головы.
Шенонсо взглянул на монаха. Волосы Габриэля были стянуты в длинный хвост тугой черной кожаной веревочкой. Но не это поразило молодого человека: цвет волос заставил его дрогнуть. Они были седыми, как у старика.
- Что с вами, брат!? – воскликнул молодой человек, устремив на Габриэля свой полный ужаса взгляд.
Монах печально взглянул на него.
- Это случилось пять лет назад. Мне было двадцать пять, - начал рассказывать Габриэль. Говорил он шепотом, склонив голову.
Слова приносили ему нестерпимую боль. Опять всплыли страшные картины: его выволокли из оскверненного храма и повели по дороге, ведущей к главным воротам монастыря. Везде бушевал огонь, валялись трупы. Из некоторых горящих домов доносились крики. Люди сгорали заживо в своих кельях.
Ноги Габриэля подкашивались. Избитое тело болело. В голове слышались крики, звук меча, с чавкающим звуком входящим в плоть.
Габриэль увидел, как из горящей трапезной выводят старую сестру Аганессу, единственную женщину, которая приехала из ближайшего монастыря, чтобы помочь брату Мешелю приготовить праздничную трапезу.
Ее повалили двое на окровавленный снег. Слышится треск разрываемого подола платья.
- Я больше не могу! – завопил брат Габриэль и резким движением руки свалил со стола кружку и бутылку. Вино кроваво-красной лужей расплылось по полу.
Габриэль закрыл руками лицо и зарыдал, раскачиваясь из стороны в сторону. Из горла вырывались душу раздирающие стоны. Через сцепленные руки просачивались слезы.
Он вскочил со стула. Красивые, искалеченные руки брата поднялись вверх, к небу. Две седые пряди выбились из стягивающей волосы веревку и прилипли к мокрому от слез бледному лицу Габриэля.
- Господи, за что ты убил их? Почему? Почему это случилось со мной? За что они страдали? Ведь им нужен был Я! – говорил сквозь рыдания Габриэль.
Шенонсо стоял рядом. Он был поражен: его поразила эта страшная незаконченная история, страдания молодого монаха, ужас, который он пережил, и его рыдания, вырывающиеся из самой глубины искалеченного сердца.
Своя боль казалась ему маленькой и ничтожной по сравнению с болью Габриэля.
Шенонсо хотелось подойти к брату, сказать что-то, что-то, что могло его ободрить.
Он подошел к плачущему Габриэлю и положил ему руку на плечо.
- Я сожалею, - только и смог выдавить из себя Шенонсо.
Брат взглянул на юношу. Серые глаза монаха поблескивали от слез, обычную бледность лица сменил нездоровый румянец, белые пряди волос, выбившихся из тугой веревки, падали на плечи, ярко контрастируя с темно-зеленой рясой.
- Мне вас очень жаль, - искренне сказал Шенонсо.
Габриэль грустно улыбнулся.
- Мне часто это говорят, - со вздохом проговорил брат. – Ну ладно… Я чувствовал, что у вас тоже что-то произошло.
Шенонсо молча пожал плечами.
- Это нельзя назвать горем, даже с бедой сравнить трудно, скорее всего, неудача.
Молодой человек поднял глаза на брата. Габриэль смотрел на него с нескрываемым участием и сочувствием.
Шенонсо продолжил:
- Я проиграл все свои деньги в кости.
Юноша опустил голову.
- Теперь мне почти не на что жить. Но моя проблема, моя маленькая беда не сравнится вашей трагедией, - Шенонсо на минуту замолчал. – Мне стыдно, что я вас побеспокоил, мне стыдно, что я из-за такой мелочи предался отчаянию. Простите меня...
- Нет, - сказал мягко брат Габриэль. – у каждого есть своя боль, и каждому человеку она приносит страдания. Людей надо жалеть за любую боль. Поэтому вы ни в чем не виноваты. Ваше положение тоже можно понять: вы тоже потеряли, как я, но в отличие от моей потери вашу - можно вернуть.
Монах полез рукой за ворот рясы и вытащил за цепочку крест. Брат снял крест с цепочки и опустил ее на стол. Цепочка выскользнула змеей из тонких пальцев монаха.
Габриэль мягко улыбнулся. Улыбка у него была добрая-добрая. Шенонсо никогда не видел, чтобы люди так улыбались. Брат улыбался одними губами, глаза оставались такими же печальными, добрыми и чистыми.
- Не играйте больше в кости, - сказал монах.
Габриэль подвинул цепочку рукой к Шенонсо. Какие же прекрасные были руки у этого монаха: белые, красивые, с длинными тонкими аристократическими пальцами, и только страшный шрам расчеркивал кожу цвета слоновой кости.
- Брат… - прошептал Шенонсо.
Монах поднял грациозно руку, останавливая его.
- Да благословит вас Господь, - тихо сказал брат.
Монах встал из-за стола. Было тихо. Только чуть-чуть шуршала ткань рясы, и были слышны мягкие шаги брата Габриэля, направляющегося к двери. Дверь скрипнула за ним.
Шенонсо остался один. Только серебренная цепочка поблескивала в пламени свечи.
Он подвинул ее к себе. Душу разрывали противоречивые чувства. Он не знал, что с ним происходит. В сердце была пустота.
- Я так не могу, - прошептал Шенонсо, схватил цепочку со стола и выбежал стремглав за дверь.
Черный плащ остался одиноко висеть в комнате на крючке.
Глава 3
Путь брата Габриэля
I walk a lonely road
Green Day
От каменной брусчатки тянуло холодом. Уютно теплился огонек в фонаре. Месяц ласкал ясным светом пустые спящие улицы.
Стук-стук, Стук-стук – стучит одиноко палка брата Габриэля. В том то и дело, что одиноко.
«Брат Габриэль» - раздалось сзади.
«Брат Габриэль» - раздался в ушах женский крик. Кричала сестра Агнесса. Она взывала о помощи, Пытаясь отбиться от рук мужчин, рвавшей на ней платье.
А он, Габриэль, не мог ничего сделать. Бесполезный призыв: «остановитесь!», вылетел из охрипшего горла. За этот день он устал кричать.
Иллюминаты, чтобы заставить его замолчать, стянули ему рот веревкой.
И опять боль. Снова и снова. Габриэль понимал, что потихоньку стал к ней привыкать.
- Брат!
Кто-то схватил его за рукав рясы и вытащил из тяжких воспоминаний, в которые он стал уходить все чаще и чаще. Они часто приходили к нему, эти страшные картины, которые уже остались позади, но навеки запечатлелись в его больной голове и развороченной душе.
Это был Шенонсо. Он нашел его, он искал его.
- Брат Габриэль, - юноша схватил монаха за запястье, - пожалуйста, можно я пойду с вами. Куда вы идете?
Монах устремил взгляд серых глаз вдаль.
- У меня определенной цели моего пути, - сказал он.
Брат закрыл глаза и тихо продолжил:
- Я иду по земным дорогам в надежде на то, что они приведут меня к Богу. Мое странствие окончиться, когда Господь оборвет мою жизнь. Я упаду на пыльную дорогу и отойду на суд Божий. У каждого из нас есть свой путь. Он ведет к одному – к смерти. И для каждого это путь одиночества. Только каждый идет по0разному. Все зависит от того, как ступаешь по дороге жизни.
- Вы удивительный человек. Ваш путь-путь праведника! – с восхищением воскликнул Шенонсо. – Я хочу пройти этот путь с вами.
Габриэль усмехнулся.
- Я понял это, только после уничтожения монастыря. И ничего здесь праведного нет. И то, если бы со мной этого не случилось бы… Я бы…
Брат замолчал, смахнул со щеки слезу и медленно направился вперед.
- Подождите! – крикнул Шенонсо. – Я иду с вами.
Монах ничего не ответил и продолжал идти.
- Я хочу быть рядом с вами.
- Мне многие так говорили. Но их хватило меньше, чем не наделю. Они не выдерживали. Их связывали крепкие узы с городом, с жизнью, с людьми. Они уходили от меня, потому что у них есть что-то: дом, друзья, богатство, у них есть цель ради чего жить и чего наживать. А у меня ничего нет. Кроме разбитой мечты и больной души.
- Нет, - сказал Шенонсо и схватил палку брата Габриэля. Она остановила свой мерный стук по мостовой. Монах поднял на Шенонсо грустные серые глаза.
- нет, - повторил Шенонсо, глядя в глаза брату. – У вас есть доброе сердце… И мне кажется, что это самое ценное сокровище.
Брат улыбнулся:
- Спасибо, - тихо сказал он.
Шенонсо схватил Габриэля за руку.
- Я пойду с вами, и будь. Что будет.
Монах аккуратно высвободил руку.
- Бог вам в помощь, - перекрестился он.
Палка мерно застучала по мостовой. Но она теперь не одна выстукивала дробь. Еще позванивали шпоры на высоких черных сапогах Шенонсо. Он шел рядом с монахом-странником, чья судьба - до конца своих дней бродить по пыльным дорогам этого мира.
Молодой человек был рад, что разделит этот трудный путь с братом Габриэлем. А Габриэль очень жалел, что с ним пошел Шенонсо. Монах понимал, что это может принести юноше много неприятностей, ели не говорить страданий.
Ведь за ним, за братом Габриэлем, скорее всего, будут охотиться. Он опять стал целью для иллюминатов, жестоких сатанистов. Но монах не мог отослать Шенонсо прочь. Брат был тронут стремлением юноши пойти вместе с ним.
«Может быть», - думал Габриэль, - «Господь убережет его от беды. Я не хочу быть причиной его гибели».
Монах устремил взгляд на небо. «Господи, защити его», - прошептал брат Габриэль.
Ночное небо ответило ему молчанием. Только звезды приветливо блестели в темноте.
Глава 4
Ветер
Когда внезапная тоска
Мне тайно в душу проберется,
Я вглядываюсь в облака,
Пока душа не улыбнется
Н.С.Гумилев
Ветер играет пылью на дороге, закручивая ее в непонятном магическом танце.
Брат Габриэль невольно остановился и залюбовался этой непонятной игрой ветра. Он очень любил наблюдать, как ветер резвиться на дороге. Ему нравилось, как он гнет деревья, как он играет и шуршит в их кронах, как он вырывает из рук листья бумаги и несет их вдаль, будто насмехаясь над человеческой мыслью. Как ее легко вырвать и придать забвению.
Шенонсо, а он изрядно отстал, подошел к Габриэлю и молча встал рядом.
Монах поднял на молодого человека глаза и спросил:
- Вы любите ветер?
Шенонсо пожал плечами.
- Никогда об этом не задумывался.
- Что он для вас?
Шенонсо еще раз пожал плечами.
- Ничто. Просто поток воздуха.
- А я вижу другое, - сказал с улыбкой брат Габриель. – Ветер – это олицетворение свободы, неукротимой стихии. Мне кажется, что ветер ближе всех к Богу. Ветер обрек себя на одиночество, он летит по дорогам и нигде не останавливается. Его не влекут могущество и тленные человеческие сокровища. А те, кто далек от мира, ближе к Богу.
- Не факт, - фыркнул Шенонсо, - про любую стихию можно сказать то же самое.
- Не согласен с вами - ответил на это брат Габриэль. – Я думаю, что другие стихии служат человеку. Он смог подчинить их себе. Воду мы держим в колодцах и пьем, землю возделываем и она приносит нам плоды. Огонь согревает нас в холод. А ветер… Он свободен и одинок.
- Как вы? – ляпнул Шенонсо.
- Нет, - глухо сказал брат.
Монах опустил голову, и темно-зеленый капюшон совсем закрыл его лицо. Вся его фигура выражала внутреннюю душевную скорбь, которую он пытался спрятать, а она, подобно запертой преступнице, пыталась выбраться.
- Простите, брат, - потупил взор Шенонсо. – Я опять заставил вас вспомнить то, что причиняет вам боль, может быть, многие годы.
- Вам незачем извиняться, - брат поднял на молодого человека глаза. В них стояли слезы. – Что было, то было, что есть, то есть. И ничего мы не можем с этим поделать. Нам надо принимать все, как есть. То, что было, осталось в прошлом, и то, что прошло, мы должны воспринимать как должное. И вы тут не виноваты. Откуда вы знали, что ваши вопросы потревожат старую душевную рану. Но я не должен скорбеть, я должен со смирением нести свою боль, свое одиночество, свой крест. А я… А я….
Дыхание брата участилось. Грудь стала вздыматься все чаще и чаще.
Габриэль приложил руку к губам, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Другая рука посильнее сжала палку.
Из глаз упали слезы и покатились по его бледному лицу. Шенонсо стоял рядом и ничего не мог сделать. Он просто не знал. Что ему делать. Его что-то пугало, что-то останавливало его, останавливало просто стиснуть руку брата Габриэля и сказать: «Не плачьте». Но вот что ему мешало?
Габриэль поднял глаза к небу, к Богу. Он молили Его о помощи.
Солнце, скрытое за облаками, вышло и осветило дорогу. Его теплые лучи скользнули по лицу брата Габриэля. Брат от сильного света зажмурился. Добрые, теплые солнечные лучи согрели его. На душе стало очень светло.
Брат Габриэль стал дышать ровно. Рука, сильно сжимающая палку, расслабилась, плавно поднялась вверх и сотворила крестное знамение.
Габриэль посмотрел на Шенонсо. Глаза монаха сияли от слез и от солнечного света.
- Я не свободен, но зато я не одинок: у меня есть Бог. И в минуту скорби я обращаюсь к Нему. И Он иногда посылает мне утешение.
Шенонсо улыбнулся:
- Это очень обнадеживает.
Брат пожал плечами:
- Иногда ведь бывает, Господь меня не слышит. М я остаюсь один на один со своей скорбью.
Габриэль снова опустил голову. Шенонсо подумал, что монах опять расплачется, но брат Габриэль улыбнулся и сказал:
- Дорога ждет. Она не очень любит. Когда люди стоят на одном месте, так что пойдемте.
Монах бодренько зашагал дальше. Шенонсо последовал за ним, стараясь не отставать. Вскоре они скрылись за поворотом, а ветер смел все следы их пребывания на дорожной пыли.
4 глава
Костер
Все отболит и мудрый говорит
Каждый костер когда-то догорит
С. Макаревич. «Костер»
Небольшой костерок на лесной поляне горит в весенней ночи.
Шенонсо смотрит на языки пламени и думает. Он думает о брате Габриэле. Кто этот человек? Кто его родители? Как он жил и живет? Эти вопросы не давали юноше покоя. Но больше всего он хотел узнать продолжение истории брата Габриэля. Он хотел узнать, чем кончились эти страшные события. Шенонсо было просто интересно. Проще сказать его распирало от любопытства. Ведь очень часто человек любит слушать страшные истории: о мистике, о насилии и страдании.
Шенонсо бросил взгляд на брата. Монах делал постель из лапника. Его движения были ловкими, нелишенные легкости и некой грации. Он все делал с душой и умело. Каждая веточка находила свое место в зеленой постели.
Закончив, брат Габриэль подошел к Шенонсо и сел на землю, прижав свою родную палку к себе. Темно-зеленые рукава рясы сползли вниз, обнажив руки до локтя и открыв ужасные красные линии на белой коже.
Брат печально смотрел в огонь, и красные отблески пламени отражались в его серых влажных глазах.
Глядя на эти страшные отметины, Шенонсо все понял. Он понял, как закончилась история брата Габриэля.
Молодой человек опустил глаза и опять стал смотреть в огонь.
Стало тихо. Только были слышны шумы засыпающего леса и потрескивание костра.
- У вас есть родные, - нарушил вопросом тишину брат Габриэль.
- Ну, да, - ответил Шенонсо, продолжая смотреть на огонь.
- Кто, если не секрет? – мягко продолжил спрашивать брат Габриэль.
Шенонсо усмехнулся.
- Да, есть одни. Мать и отец живы… Только я не сними, и навряд ли буду, - сделал акцент на слове «буду» Шенонсо.
Он взглянул на брата. Монах смотрел в огонь. В свете костра его лицо не казалось таким бледным.
- А у вас, брат?
Габриэль пожал плечами.
- Я не знаю. Меня нашли в лесу монахи-доминиканцы из монастыря святого Григория. Они вырастили меня. Я так и не узнал, кто мои родители. Часто я, когда был мальчиком, мечтал о том, чтобы мои родители нашли меня. Я думал, что я потерянный принц. Я почти каждый день ждал, когда они за мной придут. Когда мне исполнилось одиннадцать, я устал ждать. Ток что я так и остался братом Габриелем без рода, без племени…..
Шенонсо покачал головой.
- А я…., - начал он. – Моя история, история обычного бастарда… мать – служанка, отец – богатый граф, бездетный вдовец. Я – единственный сын, хоть и незаконнорожденный, надежда на продолжение рода. Папа отправил меня в гвардию в гарнизон небольшого провинциального городка. Там я остался играть со скуки в кости проигрался…
- Подождите, - прервал его брат Габриэль.
Шенонсо поднял голову на монаха. Габриэль удивленно смотрел на него.
- Выходит, что, пойдя со мной, вы покинули свой пост?
- А что мне было терять! – воскликнул Шенонсо. – Зарплата грошовая, одни попойки, от отца нет вестей, к себе он не разрешает приезжать, может и отдал Богу душу вовсе. Мне надоело так жить…
Белые пальцы брата Габриэля больно стиснули запястье Шенонсо.
- Я отведу вас обратно в город, - сказал тоном, не требующим возражений. В его серых глазах читалась решительность.
Шенонсо высвободил руку.
- Я не хочу туда возвращаться... К тому же, вы куда-то спешите. Зачем вам возвращаться в город.
Брат Габриэль вскочил на ноги.
- Откуда вы это знаете?! – удивленно спросил он.
Шенонсо тоже поднялся и встал напротив брата Габриэля.
- Странники, которых я видел на дорогах, идут размерным неспешным шагом. Им некуда спешить… А вы, брат, идете быстро, почти не останавливаетесь передохнуть... Это и наводит на подобные мысли. Надо быть полным дураком, чтобы этого не заметить и не понять.
Брат поднял бровь. Его губы растянулись в улыбке. Глядя на него, Шенонсо тоже улыбнулся, обнажив ряд белых зубов.
- Вы угадали, - сказал Габриэль. – Да, действительно, я спешу.
- Куда? – автоматически сорвалось у Шенонсо.
- Знаете, - произнес брат Габриэль, положив руку на плечо юноши. – Любопытство не самое лучшее человеческое качество. Из-за него можно легко пострадать.
Шенонсо кивнул.
- Я понял ваш намек.
- Я рад, - улыбнулся брат. – А теперь вам лучше лечь спать: вы устали с непривычки.
- Вы правы, - устало зевнул Шенонсо.
- Я приготовил для вас постель, - жестом указал на ложе из лапника Габриэль.
- Спасибо, - сказал Шенонсо. – Вы такой добрый…
Брат Габриэль потупил взор и грустно улыбнулся.
Шенонсо к «кровати» и бросил на нее свой черный плащ и лег. Было чуть-чуть неудобно, но усталость брала свое… Юноша начал засыпать…
Прежде чем закрыть глаза Шенонсо взглянул на брата Габриэля.
Монах коленопреклоненно молился: его ладони были сложены вместе, с запястья свисали длинные деревянные четки, бледные губы что-то шептали, глаза закрыты, голова смиренно наклонена к земле…. Вся фигура брата Габриэля напоминала Шенонсо святых монахов, изваяния которых он часто видел в церкви. Но молодой человек отогнал от себя такую, как подумалось ему, кощунственную мысль. Этот монах мог быть кем угодно.
Шенонсо, убаюканный треском костра и монотонным шептанием брата Габриэля, не заметил, как уснул.
Брат Габриэль посмотрел через плечо. Шенонсо мирно спал на боку, слегка посапывая.
Монах улыбнулся и подсел ближе огню.
Тепло от костра согревало кожу.
Брат взглянул на свою руку. Он вытянул ее вперед. Обнажилась часть кисти. Опять он увидел красный шрам, опять воспоминания….
Его вели дальше, грубо подгоняли в спину. Несколько раз он падал лицом в холодный снег. Его пинками заставляли подняться.
Он не знал, куда его ведут сквозь этот ужас и кровавое месиво. Ему хотелось плакать, кричать, нор слез уже не было, грудь болела от побоев и криков. Он уже почти перестал, что-либо воспринимать.
Вдруг, он почувствовал, что его руки освободились от веревки, но чьи-то сильные пальцы сжимают запястья.
Его повалили на землю, вытянули руки вперед. Опять веревка, боль, кожа лопается и кровь… кровь на снегу.
На ногах тоже веревка... Его подняли, перекинули через седло.
Он увидел горящий монастырь. Его стены, которые казались непреступными, башню центрального собора без креста – все это он видел в последний раз. Черная ткань перетянула глаза, потом темнота... В ушах только стук копыт…
Стук копыт… Он близко. Брат Габриэль вскочил на ноги. Все стихло. Неужели ему все это показалось.
«Я, наверное, схожу с ума», - подумал монах. – «Это все воспоминания».
- Господи. Помилуй всех невинноубиенных, - прошептал брат Габриэль и перекрестился.
Он взял в руку палку. Тонкие пальцы крепко обхватили дерево.
Брат Габриэль взглянул на спящего Шенонсо и перекрестил его.
- Храни тебя Господь, - прошептал монах.
Шенонсо блаженно перевернулся на другой бок.
Брат Габриэль подкинул еще палок в огонь и вступил в темноту леса.
Он знал, что стуки копыт обычно ему не кажутся, а береженного, Как говориться, Бог бережет. Следуя этой народной мудрости, брат Габриэль хотел проверить свои подозрения.
Он тихо ступал по зеленому ковру леса. Темно-зеленая ряса почти скрывала его в темноте, а опыт странника помогал ему двигаться бесшумно и легко.
Он напряг слух. Ничего, кроме обычных шумов леса. Но брат знал, что здесь кто-то был. Он это чувствовал потому, кА изменился лес: не пел соловей, не ухала сова, не считала годы жизни кукушка.
«Кто бы здесь ни был, он уехал, и на этот раз все обошлось», - промелькнуло в голове у брата Габриэля. – «И, слава Богу».
Но мысль, что «на этот раз все обошлось», его насторожила. Хотя, он мог ошибаться. Кто знает, что мог делать всадник в лесу. Но почему именно в этой части леса, где ночевал он с Шенонсо? Совпадение, случайность? Брат Габриэль уже перестал верить в совпадения. Значит погоня или слежка.
А, может быть, он и ошибся, и все это игра его больного воображения.
Да, он сам не знал. Он знал. Что ему надо вернуться к Шенонсо. Брат Габриэль знал, что он нужен этому юноше.
Монах поспешно вернулся к костру. Почему-то он думал о плохом.
Но все было в порядке. Шенонсо спал, костер мерно потрескивал, все было тихо.
«Слава Богу», - прошептал брат Габриэль и перекрестился.
Он устал.
Монах лег на бок, положил рядом с собой палку, положил сложенные ладони под щеку и погрузился сон. В сон измученного человека, сон без снов. В него проваливаются как в темноту.
